| Триллве | Дата: Пятница, 20.11.2009, 00:05 | Сообщение # 1 |
 Великий магистр
Группа: Князь
Сообщений: 14148
Награды: 87
Репутация: 93
Статус: Offline
| Чигирь-трава
-- Звенящие диски Зумрат предрекли твой конец, дева Юч.
-- Вы смеетесь... Я уже старуха. Мои сыновья и сыновья моих сыновей остались в городе у восхода.
-- Почему же ты не осталась с ними?
-- Трава Полынь звала меня, трава Чигирь звала меня, трава Емшан звала меня. Я вернулась.
-- Ты умрешь, предательница.
-- Ну и что. Я вернулась.
***
Сквозь порванную рычью шкуру виднелась полоска закатного неба: ярко-багряная, как только что пролитая кровь. Юч хотела бежать к ней, насладиться вечерней прохладой, когда в степи оседает поднятая табунами пыль, и начинают горько пахнуть травы полынь и зумрат. Хотела бы сбегать в упадь к ручью и даже нарвать по дороге сухой степной земляники. Но кто позволит ей бездельничать? Связав тесемками в пучки натертые жиром черные волосы, Юч склонилась над шкурой, соскребая мездру. Шкура воняла несвежей кровью, перебивающей кислый запах дыма и белой глины, которой обмазали очаг. Полуслепой от старости дед Ючил латал в углу куртку: с ворчанием тыкал толстой иглой в край прорехи, протягивал жилу. Жених, Шалех, сидя перед откинутым пологом, чтобы не жечь зря огонь, точил старый меч. Камень глухо позвякивал о зазубренные рыжие края. Волосы Шалеха, также перетянутые ремешком, были неопрятны и взлохмачены: злясь, он ерошил их пятерней, а злился Шалех все время. Меч неловко крутнулся в толстых руках. Шалех оцарапал палец и, сунув в рот, выбранился.
-- Паутины тащи! - крикнул он Юч. Девушка сделала вид, что не слышит, ниже склонилась над шкурой.
-- Мерны никому не служат, -- прошамкал дед тихо, но вполне различимо. Ох, не стоило злить жениха. Шалех так грохнул железом о припорожный камень, что пошел звон.
-- Заткнись!
-- Мерны...
-- Две тыщи лун, как нарги вас завоевали, а ты не уймешься?! - заорал парень. - Да если б не Юч, сидел бы я в этой дыре! Жди! Лучше б я пошел в Осенний поход!
-- Чтобы сдохнуть у Мертвого леса? - вопросил дед ядовито.
Юч испугалась, что жених задушит старика, метнулась к Шалеху с куском паутины. Тот плюнул на снадобье. Залепил палец и отозвался на удивление мирно:
-- Невозможно драться с оборотнями. А вот вас мы побили и побьем еще. Помни, я терплю тебя ради невесты, ящерица беззубая. И не возникай.
Камень снова мерно зашаркал по железу. Дед отложил куртку, потянулся к очагу, где на углях жарились тонкие ломти пауканины. Черным ногтем уцепил кусок, покатал между деснами. И впрямь беззубый. Вот выдаст внучку замуж - и к дискам Зумрат, под копыта Белой Кобылицы. А внучка красавица. Гибкая, чернокосая, огонь! Жаль, родителям не увидеть. И что платье грубо и бедно - разве беда? Такую б и ойон в жены взял, если б увидел. Но надо в строгости держать, пока невеста. Прошамкал:
-- Подавай! Готово.
И дернул кадыкастой шеей: земля под шатром вздрогнула от легкой дроби копыт.
Кажется, и минуты не прошло, как закатное небо заслонил незнакомый всадник. Псы, дремавшие за стенкой, как всегда, зная службу, залились бешеным лаем, кидаясь коню под ноги. Но ни с того ни с сего поджали хвосты, метнулись назад, к жилью и людям. Шалех схватился за меч. Ючил с любопытством выглядывала из-за его спины.
Всадник спрыгнул с коня, бросил цепи поводного и пошел к шатру легким певучим шагом. Кони остались стоять смирно, как деревянные.
-- Чего тебе?! - Шалех взглянул исподлобья.
-- Вольной степи твоему табуну.
-- И... твоему, -- Шалех облизнул выпяченные губы. - Кем ты пришел?
-- Гостем.
-- Тогда проходи, сядь к огню, -- влез дед.
Шалех обдал старика кипятком взгляда. Схватил кусок горячего мяса и затолкал себе в рот. Взвыл, но запихивал еще и еще: чтобы гостю не досталось.
-- Возьми, -- дед отдал незнакомцу свою долю. - Что жестко, не обессудь. Моего коня давно кости истлели. Но мерны скаредами не бывают.
-- Тьфу! - на большее Шалеха не хватило: мясо закупорило ему рот. Увидев, как смотрит на гостя Юч, он выплюнул недожеваный ком в ладонь:
-- Пошла! Пошла! Коней догляди.
Юч покорно вышла, но за конями смотреть не стала, обойдя шатер, приникла к дыре в ветхой шкуре.
Чужеземец сидел как раз напротив этой дыры. Дед подбросил в очаг кизяка, огонь взметнулся. Юч глядела, не в силах оторваться: ей даже неважно было, красив ли гость, или нет, настолько он отличался от прежде виденных ею мужчин. Словно ветка снежноягодника, вечно покрытая сверкающим инеем. Шалех, вонючий и кривоногий, сделался Ючил вовсе противен. И эти его кожаные штаны и рубаха, и пегие космыли, свисающие на глаза. И голос доставучий, и лапы липкие. Юч обмерла, представив, как Шалех прижмет ее к себе, зовя женой. Навсегда!! И рядом с ним нездешний и стройный, в переливчатом серебре то ли кольчуги, то ли рубахи, с зелено-черным обручем, перечеркнувшим лоб. Пепельные волосы разметались, а длинные, словно у сарны, глаза уходят к вискам. Незнакомец был похож сразу на пламя и на клинок, и пах, дева запомнила, конским потом и чигирь-травой. У Юч сердце заныло. Она упала, обхватив круглые, будто луны, колени, грызя губы, чтобы не застонать.
-- Ты, чужеземец, почтителен к нашим обычаям, -- бормотал дед. - По закону нам бы предоставить тебе ночлег, а расспрашивать только с утра... Но шатер наш мал, и у меня незамужняя внучка. А вокруг шарят лунные волки. Лучше тебе отъехать отсюда, из приграничья, пока солнце не зашло. До становища не больше ста поприщ, твои кони донесут тебя с легкостью.
-- Я не стану злоупотреблять гостеприимством. Но, может, вы знаете лекарство от яда? Мою жену ранили отравленной стрелой.
-- И правильно. Пусть сдохнет враг. Мы, нарги...
Жених мешком свалился на пол. Юч не могла понять, что же случилось. Неужели убит? Тем более что и дед застыл с отвисшим ртом. Шалех шевельнулся, хрипло втянул воздух. Его спина перестала заслонять незнакомца и огонь, и теперь пришел Юч черед онеметь. Вокруг их очага грудами валялись драгоценности. Мягко светились орихальк и серебро, вспыхивали самоцветные камни, которым девушка не знала ни цены, ни названия. Ойкнув, она испуганно скорчилась в тени шатра, но тихого этого звука никто не расслышал. И дед, и Шалех, тяжело дыша, подгребали под себя богатство. Раздавался звон.
-- Никто не поверит... что не крали... а-а...
-- Я дам вдвое. Только помогите мне.
-- Отдай... коня...
Юч застонала, кусая пальцы. И таких коней, как у чужеземца, никогда прежде она не видела: гибкошеих, длинногривых, летящих, подобно ветру. Только выбрать не могла, какой больше по душе: белый, как перья речной цапли и молоко, или серо-серебряный, точно лунный свет.
-- Да.
-- Прости, гость. Оставь нас. Мы должны обдумать твою просьбу.
Чужеземец встал и вышел на воздух. У Юч ноги отнялись и сердце затрепетало перепелкой, пойманной в силки, от мысли, что он может ее заметить. Но тут в шатре заговорили полушепотом. Если б не острый, как у фенька, слух, Юч не разобрала бы и половины.
-- Мы поможем ему, -- шептал дед, -- он говорил, как мерн, нынче мало кто помнит этот язык. А мерны...
-- Заткнись. Он говорил, как родовитый нарг. Но это не повод давать ему траву чигирь.
-- Внучка... ей нужны платья и драгоценности, и новый шатер...
Ючил сделалось тепло. Дед старенький, но все равно ее любит.
-- Хо, -- сказал Шалех. - У нее будет все это. И два волшебных коня, и табун простых, и рычье стадо, и рабыня. А его закопаем в степи. Никто не узнает.
-- Пауканья душа!
Шалех зажал старику рот, едва не свернув при этом шею:
-- Тебе не по нраву? Хочешь поспорить? Я твою Юч так, без свадьбы, возьму...
Дед заплакал.
-- Оставим его ночевать, -- цедил Шалех. А ночью, во имя чигирь-травы... Ючил!!
Она и не подумала ответить. Кинулась туда, где стоял с конями чужеземец. Задыхаясь, прижимая руки к груди, мешая наречия наргов и мерне, шептала:
-- Ты - бежать! - и указывала на полуденный восход.
Чужак, улыбаясь, покачал головой.
-- Ты... бежать! Пожалуйста...
Еще один отрицательный кивок. Да кто она ему, нянька, что ли?
-- Они сговорились. Они убьют тебя, -- выдохнула девушка коротко и зло. Она уже больше не дрожала. - Вот тут, -- Ючил подняла ладанку, на тонком кожаном ремешке свисающую с шеи, -- трава чигирь. Я дам... если бежать.
-- Противоядие?
-- Да. Дурак! Ну, скорее!
Чужеземец вдруг обхватил ее и подкинул в седло. Ючил тоненько пискнула, ее голова кружилась.
-- Останешься - убьют тебя тоже, -- он вскочил на серебряного. Кони с места взяли в намет.
-- Как звать тебя?!
-- Дева Юч!
Она пригнулась к гриве. Запахи конского пота, травы и взрытой земли ударили в ноздри. Щеки обожгло ветром. "Мерне не предают!" Бесконечная степь ложилась под копыта. Как же ей, Ючил, хотелось этого... всегда... всегда... Белая Кобылица!
Кони стелились по траве в сторону синеющего неба, туда, где над окоемом восходила огромная водянистая звезда Волчаница. Полоска зари догорела за спиной, и тогда огромная птица взвилась и заскользила над Ючил, заслоняя небо широкими крыльями. Степнячка повернула голову: серый конь несся без всадника. Юч испуганно закричала. Она поняла, что ее спутником был оборотень, птицекрылый. Что вот сейчас он сорвется камнем с неба, вонзит когти и станет рвать ей спину. Но скрежет не падал, а все летел над ней, точно заслоняя крыльями от беды.
...Треть луны была на исходе, и путешествие двигалось к концу. Утром Юч, спросила у оборотня:
-- Послушай. Ты ехал так долго: треть луны туда, треть обратно. А от наших стрел умирают сразу. Неужели она жива?
Его лицо дернулось, как от удара, и Юч испуганно втянула голову в плечи. Но скрежет все же с неохотой ответил:
-- Мы не люди. Она жива.
А потом перед путниками встал город: дымчато-зеленые валы и три стены над ними, окольцевавшие горный склон: нижняя в изразцах алых, будто заря; средняя синяя, как вода; самая высокая - белая, словно снеговые вершины. А наверху переливалась и лучилась светом жемчужная, острая башня. Скрежет счастливо улыбнулся:
-- Ратанга.
Они долго ехали наверх по щебнистой, крутой дороге, обвивавшей гору; горожане почтительно кланялись, стражи на трех воротах громко приветствовали спутника Юч и беспрепятственно пропускали дальше. Вокруг дороги росли круглые, похожие на ежиков деревья, защищавшие от солнца. Поднявшись на две трети горы, путники оставили коней на широкой площади и пошли по переходу с резными каменными столбами. Юч ошалело, как молодой кречет, вертела головой. Люди попадались им - веселые, усталые -- самые обычные, но с разноцветными длинными плащами за спиной, точно сотканными из птичьих перьев. И тут один из них, развернув свой плащ, взмыл в воздух, опахнул благовонным ветром, и Юч поняла, что это не плащ, а крылья! Степнячка задрала голову. Над городом парили огромные разноцветные птицы. Она даже заморгала: так это было похоже на сказку, но спутник - торопил. По крутой белой лестнице взошли они к башне, и та ошеломила Юч своей громадой и тонкой лучистой настенной резьбой, в которой переплетались растения, звери и крылатые люди. Ушла наверх ажурная решетка, и спутники оказались в приятной полутьме.
-- Орм, приветствуем тебя!
Оборотень наклонил голову. А потом почти побежал винтовой лестницей, крытой травяным ковром. Юч спешила за ним.
Миновав ряд сверкающих чертогов, они остановились у закрытой двери. Двое стражников с копьями стояли передней. Наконечники копий были похожи на листья ивы. Спутник Юч произнес резкое непонятное слово, и стражи отступили, а дверь крылом летучей мыши сложилась кверху.
Покой за ней был прост и даже суров: стены из серого камня, узкое, настежь распахнутое окно. На стенах оружие: сулицы, чеканы, двуострые мечи. А на постели у окна в шелку, как в снегу, женщина - изможденная, с бледным шрамом через лоб, с закрытыми глазами.
-- Элвин, -- тихо позвал скрежет.
Ресницы затрепетали, но веки были слишком тяжелы, чтобы подняться. Она не очнулась.
Ючил, кривя губы, смотрела на лежащую. Даже сейчас, потная, пыльная, степнячка была прекрасней. Почему так пересохло во рту?
Ючил наслаждалась долго, не замечая, что крылатые стекаются в покой и замирают у порога. И вдруг воскликнула на гортанном наречии наргов:
-- Зачем тебе такая старая?!
Гнев скрежета опрокинул Ючил к стене, как удар кулака. Медленно, почти неохотно отпустил. Девушка стерла кровь с прокушенной губы. Правильно. Здесь, на чужой земле, нужно быть вдвойне осторожной. Нужно вылечить эту старуху, и благодарный чужеземец сделает Ючил своей младшей женой. Юч будет любить его, очень сильно его любить - как любят лишь мерне, как она никогда не любила бы Шалеха. И Орм забудет эту ведьму. Все равно она старше его, он почти мальчик, не может же он взаправду ее любить...
Ючил принесли чашу с кипящим молоком, как она просила. Она высыпала на ладонь щепотку чигирь-травы и рассеяла над молоком. Взвился пар, затянул чертог. Пахнул росистыми травами. Ючил сглотнула слезы.
Жальче, чем отдать чужачке траву-оберег, было навсегда расстаться со степью.
|
| |
| |
А дальше нет. Тока в голове. Ну и самое начало есть.
Сплю я.