Милях в двадцати от замка Леден река неожиданно сворачивала на запад, точно не желала течь по просоленным унылым пустошам, где поросшим чернолесьем, а где блистающей глазами озерец и изумрудной травой трясин. Иногда вздымались над Гнилым болотом песчаные гривы с соснами, иногда чахлые осинки разбавляли хилый березняк, бересклет, жимолость, усыпанный алыми ягодами боярышник. Местами кустился лиловыми и белыми подушками вереск. Но все больше непролазная грязь, желто-ржавые кочки, багун-трава. И рассыпанные по тонким веткам, торчащим из земли, капельки болотной орхидеи. Их запах бил, как хороший молоток промеж ушей. Начиналась самая гнусная часть дороги. А еще ко всему прочему ко мне с Хельгой вязался гнус, отчего пришлось укрыть плотными сетками лица и дышать стало втрое тяжелее. Хорошо спутникам — элвилин и любовым детям, их комарье считало несъедобными.
Мачты наших лодей еще виднелись какое-то время на окоеме, на фоне синих зубчатых лесных вершин, а потом исчезли. И само Дальнолесье неясной дымкой таяло за спиной. Мне сделалось отчего-то грустно, точно я лишилась могучей защиты. А кони рвались вперед, разбрызгивая грязь, разрывая летучие паутинки и туманы осени. И я глядела на пустоши вокруг пополам с отвращением и жалостью. Когда-то это была красивая земля. Пусть не такая красивая, как Дальнолесье, но тоже кому-то дорогая. На ней жили люди, смеялись, плакали, радовались солнцу и полыхающей рябине, пока все это не уничтожило Затопление. Воды внезапно хлынули из обода, венчающего гору над Солейлом, зацепив столицу, но, по велению святого Трилла, поворотились и накрыли удел Нор-Гейт. Спаслись тогда немногие. Да и теперь на болотах живут редкие поселенцы, охотники и нежить. Ведьма Иса эйп Леденваль жила тоже. А сейчас ее тело, охваченное ледяной корой, везли на плаще между двумя иноходцами в родовой замок. И, кажется, никто по ней не плакал. Даже сын.
Куда больше интересовал Торуса упомянутый Одрином Илар, белокурый элвилин-алхимик, поселившийся в покинутой людьми слободе у сатверских стен. Не сразу и неохотно признался пасынок, что некогда был с Иларом весьма дружен. Но главная причина интереса к алхимику была не в этом, а в некоей белобрысой девице, дочери Равелты, которой Илар и некромант Мидес помогли спастись из рук ренегата-элвилин, а потом, похоже, доставили в Сатвер. Не то чтобы я питала к Торусу зло за его поведение в сатверской тюрьме, но сбежавшую от него девушку понять могла. Ах, не везет княжичу с пленницами, что со светленькой, что с рыжей… А вот что, скорее всего, из-за попытки Торуса использовать девчонку для своего восшествия на дарингский трон и сорвались переговоры элвилинских князей с комтуром удела Сатвер епископом Олавом Эйнаром — вот это уже было важно.
— …Понимаешь, отец! Я искренне пытался с ней договориться, без издевательств, без пыток...
Тут старший князь ядовито фыркнул, но все же промолчал.
— Да, Ингрид — дочь покойного гроссмейстера Равелты, — продолжал Торус горячо, — но в Ордене Божьего суда власть вовсе не обязательно передается по наследству. Прецедентов не было, Орден слишком еще молод. Кроме того, она женщина. Это для элвилин не существенно, а для давних — совсем наоборот, тем более, в делах церкви, к которым женщин допускают весьма и весьма неохотно. Среди высшего священства их и вовсе нет. А этот Эйнар пытается протащить белобрысую на престол. Отцеубийцу!
Одрин придержал коня так резко, что грязь брызнула из-под копыт.
— Сын, это очень важно. Я полагаю, в замке мы вернемся к этому разговору.
Торус кивнул, встряхнув смоляной гривой, и на миг острый запах вербены перебил гнилую болотную вонь.
Дорога медленно, но неуклонно стала подниматься в гору. И кусты, которые до сих пор торчали купами, как волосы плешивого, вдруг выстроились в строгие ряды по бокам широкой замощенной аллеи, ведущей к массивному зданию с башнями, вдруг возникающему и снова пропадающему в густом осеннем тумане.
— Леден, — известил нас Торус на скаку. — Мое родовое гнездо.
Ничего так себе было гнездышко. Угнетало. Серо-синие стены, контрфорсы, чем ближе мы подъезжали к нему, тем сильнее приходилось закидывать голову, чтобы разглядеть чешуйчатые грубые крыши с трубами и водостоками, выполненными в виде мифических тварей. Похоже, Ведьма с Болота гостей пугать умела. Мир вокруг казался абсолютно пустым: ни шороха, ни птичьего крика. Только густая влажная тяжесть тумана на коже да гром подков.
— Я летавку высылал, — заметил Торус. — Нас должны встретить.
Но и аллея, вдоль которой проехались, раскидывая заклинание поиска, наши разведчики, и огромная замощенная площадь перед главным крыльцом, обрамленным позеленевшей мраморной балюстрадой, оставались девственно пусты. И высокие окна с мелким переплетом, и похожие на портал двери не распахнулись. Пасынок выругался.
— Так, ждите меня здесь. Я им хвосты-то пооткручу.
И, лихо скакнув со скакуна, направился в обход замка. Хельгу мой муж в седле удержал, но бровью дал знак паре воинов следовать за сыном в отдалении. Через четверть часа Торус вернулся мрачней грозовой тучи, шагая так широко, что редкие камушки вихрем отлетали с дороги, и ругаясь сквозь зубы, применяя весь арсенал, приобретенный им, верно, в службе ордальонов. Звучало это, надо признаться, в его исполнении скорее изысканно, чем грубо. Как если бы роскошная синяя с серебром туника Одрина вздумала прикинуться кожаным доспехом.
— Сын, — окликнул старший князь негромко, и Торус споткнулся на полуслове.
— Они поминали! — рявкнул он. — Они уклюкались так, что их и воскресение Исы бы не смутило!
— Сын! — повторил Одрин с нажимом.
— А что сын? Они даже коням бадью меда поднесли. Как раз болотницы свежего наварили. Никаких постов, никаких караулов, бери нас тепленькими. Они считают, что их болото и репутация Ведьмы защитит. Олухи!
И он выбил еще шквал щебня из мостовой. Хельга изящно спрыгнула с кобылы и прижалась к Торусу плечом, согревая и успокаивая. Старший князь кивнул своему отряду. Тоже спешился и переговорил с Торусом. Решено было, что трое телохранителей останутся с нами, остальные — займут ключевые точки обороны у жилых покоев, пока замковая охрана не протрезвеет. Крепкие стены, решетки, массивные двери и сторожевые коты им в помощь. Эти вина не пьют.
Торус повернул массивный ключ в замке, и нам открылся затхлый коридор с потеками плесени и паутины по стенам и своду, терявшийся в темноте. Ради меня и Хельги зажгли по паре факелов, потому что сами элвилин и дети Люба видели в темноте не хуже кошек. Впрочем, пол коридора, сложенный из выщербленных мраморных плит, оказался достаточно ровным. Воздух в коридоре был застоявшийся и заплесневелый. Одрин едва заметно сморщился.
Торус мимолетно коснулся его плеча:
— Мать редко здесь бывала в последнее время, потому все так запущено. Но мы наведем порядок. Котик, верно? — обратился он к невесте, нагибая к плечу голову с роскошной копной отрастающих черных волос. Зеленые глаза по-кошачьи сверкнули в темноте. Хельга усмехнулась. По-моему, все эти штучки были ей не внове.
— Наведем, — у этой высокой царственной женщины и голос был под стать. Кажется, я даже смутно запомнила его сквозь муть боли и отравления. Во всяком случае, общаться с Хельгой мне было приятно.
— Надеюсь, не прямо сейчас? — поинтересовался Одрин ядовито. — Веди, я Леден плохо помню.
И крепко взял меня под руку.
Спальни оказались еще хуже коридора. Когда распахнулись со зловещим скрипом стрельчатые двери, старший князь изронил проникновенно:
— Петли надо смазывать.
А потом, узрев, благодаря высокому росту, через головы телохранителей нечто, произнес «О!» — и замолчал. Я потеребила Одрина за рукав, потом подпрыгнула. Муж очнулся и приподнял меня над суетящейся, как мыши, охраной. И я тоже временно онемела. Меня не впечатлили сырость, заплесневевший балдахин, мышиные экскременты и пара мышек, кажется, занимающихся любовью на пыльной мозаике посреди спальни. Погрызенное жучком зеркало с подзеркальником, серый от пыли пуфик, останки ковра — все это было сущей ерундой рядом с кошачьими головами, занимающими торец стены напротив двери. Кошки всех форм и расцветок пялились на нас и только что не орали. Но в их зловещем молчании было что-то, заставившее отважных воинов побледнеть и попятиться.
Первым подал голос Торус. Возможно, не будь здесь отца, он реагировал бы спокойнее и даже спустил нерадивым слугам. Но тут разразился такой тирадой, что мы с Хельгой заткнули уши.
— Сын! — одернул его князь. Торус посмотрел на Одрина сумасшедшим взглядом.
— Это дедушка, — голос дрожал и срывался. — Он тебя ненавидит! Пень старый, призрак недоделанный! — зеленоглазый рванулся в комнату. Кулаком стукнул в первую встречную кошачью морду, и та осыпалась осколками раскрашенного гипса. Я кстати припомнила симуранью голову в Твиллегской библиотеке, доведшую до обморока оборотня Сябика, оруженосца Сианна. А тут этих голов было гать гати.
И почему мы все еще на ногах? Странно…
— Это он их для мамашки налепил! — продолжал разоряться «любящий» внук. — Чтобы охраняли от дурной мысли, сглаза, девичьего нечестия! То-то маменька все больше в Твиллеге торчала, а потом во столицу ездила!
Торус кулаком расколотил еще одну кошачью морду, кровь с ободранных костяшек смешалась с известковой пылью.
— А здесь появлялась, лишь когда припечет. И когда Фредерик ее обязал дома сидеть в изгнании.
Одрин осторожно опустил меня на ноги и шагнул в спальню:
— Интересно. Ты о короле говоришь, ведь так?
— О бывшем, — изящные губы Торуса скривились. — У него была страсть ссылать в монастыри провинившихся женщин. Только маменька короедка, вот он ее и загнал сюда, прозябать в родовом гнезде на болоте.
— То есть, — вел свое Одрин, — у нее были поводы ему мстить?
— Были, были… — черноволосы элвилин пожал худыми плечами. — Вот еще! Мелкая досада, не более.
— И легко устранимая?
— К чему вы ведете, отец?
— Да так, ни к чему.
Князь дал знак четверке оруженосцев, и те занялись изучением спальни. Хельга, невеста Торуса, тихонько хмыкнула и мне подмигнула.
— Ловушки ищут, да?
— И магические. Только ничего тут нет, — шепнула она. — Или такие тонкие, что и мне не заметить.
— Надеюсь, нам с женой не придется тут ютиться, сын?
Торус встряхнул головой, обдавая нас нежными цветочными запахами.
— Нет, разумеется. Это было бы несколько неуместно — тебе занять спальню бывшей… кгхм. Тут устроимся мы с Хельгой. Только я заставлю прибраться, а пару горничных велю высечь на конюшне. В назидание.
Одрин скривился. Торус же резким движением распахнул двери напротив:
— Вот тут…
Мне в глаза ударило солнце.
— Кажется, тут не все так загаже… запущено, — вторая четверка охранников пошла исследовать покои, предназначенные нам. Я устало оперлась о руку мужа.
— Кресло принесите! Триллве, что ты?
— Спина болит.
— При беременности часто такое бывает, — успокоительно заметила Хельга. — Просто надо полежать.
— Спасибо, леди Блэкмунд, — серьезно ответил муж. А я, глядя на его тонкий профиль, подумала, что роль хрупкого, тщательно охраняемого горшка меня ну ничуть не устраивает.
Но, чтобы визит в Леден не ограничился лежанием в комнате, следовало отыскать союзника.
С другой стороны, здорово, когда у тебя муж — волшебник. Пыль выдуло из предназначенных нам покоев в мгновение ока — едва лишь телохранители дали отмашку, что магических пакостей на вверенной им территории не ожидается.
Следом за пылью и паутиной отправились старые занавески, кривоногие стулья, сломанные подсвечники… хлам, по виду, копившийся здесь триста лет. Торус с Хельгой, сами недурные волшебники, только одобрительно причмокивали, стоя у старшего князя за спиной или, для разнообразия, оглушительно чихали.
Расчистив территорию, Одрин украсил ее нужными вещами. Часть — меньшая — была привезена с собой, эту расставили и разложили самым обычным образом. Но несколько весьма милых предметов меблировки и украшений были извлечены прямо из воздуха. Торус вцепился в изумрудное, украшенное тонкой золотой вышивкой покрывало:
— Откуда ты его взял, отец? Я его с детства…
Старший князь устало пожал плечами:
— Не представляю. Я подумал, Триллве оно понравится. Или лучше синее?
На широкую, на позолоченных львиных лапах, кровать свалился густо-синий, словно сумерки, шелковый отрез.
— Триллве!
— А? — я перестала хлопать ресницами. — Разберитесь сами. Мне все нравится. Я лучше схожу на кухню добыть еды.
— У нас с собой…
— Просто позвонить…
— Я тоже…
Одрин переглянулся с сыном и невесткой, и все трое замолчали.
— Для этого есть слуги, — Торус назидательно поднял палец, не иначе, воображая меня плебейкой, втершейся в аристократическую семью. Князь Мадре сузил серебряные глаза, собираясь грозить мне опасностями древнего замка: как реальными, так и воображаемыми. И кажется, одна лишь волшебница Блэкмунд была не прочь со мной прогуляться.
— Знаете, — заметила она ровным голосом, — тут слишком много пыли. И пока вы прекрасно справляетесь с уборкой, мы отлично прогуляемся. Лорд Мадре, не беспокойтесь, я вашу жену в обиду не дам.
Одрин хмыкнул. И кивнул парочке моих личных телохранителей, которых веселая сестрица Хельги Джоанна обозвала Муркой и Барсиком. И впрямь в миниатюрной рыженькой красавице Майрике и ее здоровенном напарнике имелись опасная стремительность и плавность движений, свойственные кошачьему роду.
Я радостно вскочила. А Хельга, прежде чем выйти, покосилась на окно. День перевалил за середину, но солнце светило достаточно ярко, и Хельга отчего-то облегченно вздохнула.
— Котик, вы не заблудитесь?
Торус удостоился насмешливого взгляда, и мы вышли в коридор.
Хельга щелчком пальцев сотворила и подвесила над нами огненный шарик, и я задумалась, а так ли были нужны факелы, с которыми нас сопровождали сюда? Похоже, невеста Торуса осознанно скрывала от будущего свекра свою силу. А может, не скрывала? Просто Торус с факелами успел раньше… Между тем Майрика дошла до поворота коридора и махнула рукой, подтверждая, что путь свободен. Я тяжело вздохнула. В жизни княгини много приятного, но досад намного больше.
— Вы хорошо знаете Леден, госпожа Блэкмунд?
— Зовите меня по имени, княгиня. Мы ведь, вроде, договорились.
Я неохотно кивнула. Звать волшебницу по имени мне было все еще неловко. Благодарность Хельге за спасение могла послужить основой для дружбы, но самой дружбы не было.
Невеста Торуса взглянула на меня, как показалось, с легкой насмешкой:
— До кухни и обратно я проводить вас сумею. Хотя едва ли смогла достаточно узнать замок за несколько визитов. Кстати, предупрежу еще, что на ночь лучше задернуть занавески на окнах и к окнам не подходить.
— Почему?
— Кошки, — отозвалась Хельга с придыханием. — Болотные кошки с мерзким характером. Кстати, если вы готовы потерпеть с обедом, мы могли бы ответвиться к вольеру, посмотреть на их прирученных, одомашненных товарок. Тех, кто будет нас сегодня охранять.
Майрика с Барсом переглянулись и сердито уставились на волшебницу. Но мне уже было море по колено.
— А пойдемте!
И Хельга, щелчком выжегши у притолоки паутину, свернула в низкую боковую дверь. Попетляв тесными коридорами, мы оказались на пустой крепостной стене, откуда открывался вид на болота, вересковые пустоши и мелкие рощицы с хлипкими, кривыми деревцами. Здесь дул ровный, сильный ветер. Я придержала волосы и вслед за Хельгой наклонилась над парапетом. Внизу к крепостной стене была пристроена еще одна, в два человеческих роста сложенная из массивных обомшелых валунов. Поверху в нее были воткнуты наискось колья, внутрь окованными серебром остриями. А по образованной площадке топталось полдесятка кошачьих — ростом с теленка, с короткой блестящей шерстью и перепонками на лапах. Они плескались в мелком заросшем прудике, шлепали по его склизким берегам, гнусно мяукали, раздирая розовые пасти. Странная помесь котов и лягушек антрацитного колера. Я чересчур перевесилась вниз, стараясь разглядеть странных тварей, и Барс ухватил меня за пояс.
— Идемте, княгиня, — пророкотал он встревожено.
Мы дошли до пустынной кухни, собрали еды и немного посидели у очага.
— Вам… тебе не будет скучно здесь? — спросила я Хельгу неловко. — Здешние болота — место гиблое. Величественное, но гиблое.
Волшебница улыбнулась.
— Леди Триллве… я всегда мечтала заняться теоретической магией. Мне прочили большое будущее в ней. Но никогда не хватало времени.
Она хихикнула, как девчонка:
— А Торус… наконец-то мы будем вместе, и уж я позабочусь, чтобы посторонние женщины…
Я тоже невольно рассмеялась. Даже в этом унылом, холодном замке любящие будут, как среди звезд. Ну и вопросы я задаю! Совсем поглупела…
— Княгиня… — прошептала Майрика сдавленно. — Там…
Барс мгновенно заслонил меня широкой грудью, и потому совсем не сразу смогла я разглядеть явление, вызвавшее такой ужас в миниатюрной рыжей. Из закопченной балки, подпиравшей кухонный свод, торчала бледная голова. Связанные в хвост полуседые волосы болтались в воздухе, потому что голова эта оживленно крутилась, зыркая во все стороны продолговатыми зелеными глазами, очень похожими на глаза моего пасынка. Барс присвистнул, Майрика икнула.
— Любовичи! — прозвучал приятный баритон. — Вы что, призрака никогда не видели?
Хельга вскочила, упирая руки в боки:
— Ну, дедушка!
— Милочка, — оскорбился призрак, — то, что вы являетесь невестой моего беспутного внука, еще не дает вам повод звать меня дедушкой.
— Де… милорд Фенхель! А кто дал вам повод пугать беременную княгиню? — Хельга притопнула ногой.
— Княжну?
— Княгиню, — Хельга резко указала на меня. Голова призрака мгновенно скрылась в потолке, только хвост ненадолго застрял и был втянут рывком. А я почему-то не испугалась.
Хельга вытерла безукоризненно белым платочком лоб и встревожено обернулась ко мне.
— Похоже, здесь все куда хуже, чем мы думали. Прошу прощения.
— Он… кто? — Майрика трясущимися руками налила квас из кувшина, расплескав половину.
— Довольно знаменитая здесь фигура, — волшебница отобрала кубок и протянула мне. — Призрак деда Торуса, полного тезки и знаменитого скульптора. Его лучшие работы украшают Твиллег.
Я машинально проглотила квас. Надеюсь, дедушка не в претензии за то, как мы с Одрином расколотили статую лучника? Лучше об этом вслух не поминать. А уж к смерти Исы я не имею отношения. Разве что косвенное.
И тут дедушка появился снова. Он успел причесаться и переодеться, хотя не представляю, как могут переодеваться призраки. И склонился передо мной в низком поклоне:
— Дозвольте приложиться к ручке, княгиня.
Майрика икнула, а я дозволила. Холод от прикосновения был неприятный, но терпимый. Скульптор с укоризной взглянул на девушку-телохранителя:
— И чего визжишь? Мы, призраки, суть явления оптические и энергетические и особого вреда не нанесем. Не более, чем камера холодильная.
Майрика захлопала бронзовыми ресницами. Дедушка хмыкнул:
— Дитя гор.
— Почему? — возразил Барс. — Мы в Твиллеге родились.
— Оно и видно.
Призрак развернулся к ним узкой спиной и уставился на меня.
— Княгиня. Не из давних, коли рыжая. Так чьих будете?
В продолговатых зеленых глазах скульптора зажегся лукавый огонек.
— Не от Фрезии. Те чернявые, и глазищи синие. И морда лица каменная. Суперкарга, чего с нее взять?
Майрика и Барс захихикали. Похоже, их отношение к княгине Идринн Фрезии не отличалось от моего собственного.
Дедушка Фенхель ловко поправил узкими пальцами покачнувшуюся от смеха голову.
— Цминовичи рыжие зеленоглазые. Вот уж где Люб во всю погулял. Никогда против программы не шел, повеса. Не она. То есть, не ты. Так… кто там у нас еще? Одрин, недотепа холодная? Беловолос и сероглаз. И сынок у него всего один, от моей ясколки бестолковой.
— Кого?
— Один?! — в голос переспросили мы с Хельгой.
Скульптор покрутил головой.
— Вы меж собой разберитесь, девоньки, кому мне прежде отвечать. Не Одрин, нет… Глаза медовые, волосы рыжие…
Он закатил глаза под лоб.
— Милорд Фенхель, — обрела первой дар речи Хельга. — А Сианн?
— А что Сианн? — скульптор фыркнул. — Тавви лучшей судьбы для дитенка хотела. А брюхатая была, когда к старшему князю в постелю прыгнула.
Покраснел, смущенно покрутил головой, взметнув длинный хвост полуседых волос. Запахло чабрецом и земляникой. Хельга чихнула.
— Давайте без этих любовных шуточек, милорд. Начали — так говорите. Мы женщины крепкие, грубость ландскнехта переживем.
Призрак воспарил к потолку и уставил оттуда на Хельгу злые глаза.
— Нашла с кем меня сравнивать, девица. Ну брякнул, не подумавши. Так я не Сингард, мне тайну хранить не велели. Вот же сороки, егозы, выспросили, а потом оскорбляют.
Барс вздохнул. Майрика горестно подперла щеку кулаком. Кажется, бояться призрака она уже перестала. Слишком по-человечески тот себя вел. Я разлила по кубкам остатки кваса из кувшина.
— Давайте выпьем и пойдем. Нас с обедом ждут.
Хельга сердито зыркнула на меня. А потом по-лисьи уставилась на дедушку. Мягонько так, и не поверишь, не зная норова, что вот как хватит зубами… Ассоциация была такой острой, что я даже головой потрясла. Телохранители резко обернулись ко мне.
— Все хорошо!
Они расслабились.
— Все, не буду чужое белье перетряхивать. Спросит сам старший князь — отвечу.
— А он спросит, — пригрозила волшебница. — Он в Ледене сейчас.
Дедка фыркнул:
— Да знаю я. Уважил, тело Иски домой сам привез. Не ожидал.
Вот это «Иски» меня покоробило. Какая-никакая, а все-таки дочь. Хотя… Если очень долго пытать любовь, она обернется ненавистью. И мне ли скульптора судить?
— Княгиня, — вкрадчивым шепотом окликнул призрак. — Хочешь знать, чьей ты крови?
Я неуверенно кивнула.
— Тогда отыщи мои кости на болоте. И пусть их похоронят по нашему обряду. Сегодня, когда отгорит закат, я буду ждать тебя на площади перед замком.
— Это невозможно, — как можно рассудительней произнес Барс. — Князь никогда такого не допустит.
Призрак пожал узкими плечами:
— Ну, тогда и я промолчу. Он всегда был холодным трусом. Явись на мой вызов — может, все не так бы пошло. И для дочери, и для меня.
Словно злые кошачьи когти скребнули по сердцу. Я сощурилась:
— Это ты об Одрине говоришь, да? Тварь ты болотная!
Я, плохо понимая, что творю, ослепшая от ярости, сгребла призрака за ноги и стала мотать и трясти, как трясет тряпку щенок, взрыкивая, мотая головой, сжимая челюстями. Утробно охнул Барс, Майрика ухватила дедку за плечи, пытаясь отобрать у меня, забыв, что до смерти его боится. Хельга схватилась за меня. Странно, что мы попутно не разнесли всю кухню.
Очнулась я, макая призрак в бочку с квашеными огурцами, когда ядреный рассол брызнул мне в лицо, заплескав глаза. Я устало разжала пальцы.
— Я приду после заката. И от поединка отказываться не стану. Если ты захочешь со мной драться.
Фенхель выбрался из бочки и ничего мне не ответил.
Майрика кинулась цветастым полотенчиком отирать мне лицо и мокрые слипшиеся волосы. Я все еще тяжело дышала.
— Нам пора возвращаться, миледи Триллве, — начала Хельга. — Мужчины, верно, беспокоятся. Мне не хотелось бы испытывать их терпение сверх необходимого.
Барс закивал и стрельнул взглядом на кладовую, прикидывая, сколько оттуда сможет унести и не следует ли позвать на помощь. Высвистал летавку и принялся составлять письмо.
Я вырвала у Майрики полотенце и укрылась за ним.
— Не могу… в таком виде. И вообще — не могу! Одрин сразу поймет, что что-то случилось. Прочтет по глазам!
Хельга повернулась к дедушке:
— Милорд скульптор!
Фенхель сидел на краю кадки, повесив голову, рассол стекал с длинных рукавов, образуя лужицы на полу.
Волшебница тихо, почти незаметно фыркнула.
— Милорд Фенхель эйп Леденваль!
Он поднял на Хельгу исполненные мировой скорби глаза. Даму это нисколько не разжалобило.
— Ежели желаете встречи за амбаром после полуночи, — отчеканила она, — извольте князя Мадре сейчас отвлечь. Только безо всяческих этих ваших оскорблений. А то княгиня за себя не отвечает. И я, между прочим, тоже.