Молаг Мар был совсем, как Вивек, только маленький. Наверху вместо ржавого купола над Плазой распахнулось открытое небо. Оно могло красной пылью сечь лицо или хмуриться серым облаками, но сегодня было синим, ласковым и очень ярким, со слегка размытой розовато-золотой кляксой утреннего солнца. И дышалось легко. Чуть солоноватый воздух пах морем.
Ноги устали мерить наклоны сводчатых галерей, и Аррайда на минуту остановилась, держась за одну из стел, обозначающих вход во двор перед храмом. Вокруг сновала толпа: торговцы, мастеровые, пейзане с тележками и гуарами; пилигримы, зазывалы… воришки, слуги, рабы… После бурых пустошей Молаг-Амура от ярких красок рябило в глазах, а шум давил на уши.
Напротив храма располагался рабский рынок — один из самых больших в этом районе Вварденфелла. Говорили, он даже больше Тель-Арунского. Торги открывались на рассвете и в зыбком свете факелов не утихали до поздней ночи. И со всех сторон везли и вели к нему товар и покупателей морские и речные баркасы, силтстрайдеры, пропыленные цепочки гуарьих и пеших караванов. Пуп мира — каменные помосты под навесами из вылинявшего полотна. Столбы с баральефами Триединых — уменьшенные копии колонн Призрачного предела. Запах пота и благовоний, шорох шагов, охрипший глашатай, сдавленный плач…
Передернув плечами, Аррайда сорвала со стены надорванный клочок пергамента. С трудом читались рыжие буквы: «Разыскивается беглая рабыня из Сурана…». Перечислялись приметы и места, где беглянку видели в последний раз. Указавшему теперешнее местонахождение или схватившему и возвратившему девушку в «Дом земных наслаждений», госпожа Дезель, хозяйка заведения, сулила награду. Судя по виду, объявление висело здесь давно; Аррайда перечитала его еще раз и пустила по ветру. Настроение ее испортилось. Неприятно было думать, что в городе Вечных стражей — защитников от ужаса Красной горы, лучших воинов Дома Редоран, Дома благородства и мужества, — продают живых людей, приравненных бочкам со смолой или полотну. И она, Аррайда, ничем не может помочь. Не может изменить проклятые тысячелетние традиции и подписанный Тиберием Септимом Закон о Перемирии, в котором подтверждалось право данмеров на владение рабами и работорговлю.
Наемница резко повернулась к рынку спиной. У первого встречного спросила, как добраться до ближайшей таверны, где сдают комнаты, и ей словоохотливо объяснили, что такая таверна — «Приют Велота» — ну просто рукой подать, тут спуститься и там пройти в двери и по коридору прямо. И снабдили совершенно ненужной информацией, что там любят останавливаться паломники по дороге к священной горе Канд и Ассарнибиби — месту рождения благословенной Альмалексии от девяноста девяти любовников Боэты. Наемница едва сдержала истеричный смешок, поблагодарила говорливого гида и отправилась в указанном направлении. Насчет «подать рукой» данмер слегка приврал, но таверна и впрямь нашлась. Было в «Приюте Велота» что-то от вивекского «Черного шалка» — паломники обоих полов с золотыми трилистниками на шапках, суетливые местные выпивохи; авантюристы; мастеровые, пришедшие пропустить чарочку. Вот только в Молаг Маре сквозила изо всех щелей непонятная тревога, и те, кому бы давно находиться в пути, медлили, заполняя таверну, так что хмурый хозяин едва отыскал для гостьи свободную комнату.
Отпер полукруглые двери, вручил Аррайде тяжелый ключ. Выслушал просьбы насчет обеда и горячей воды и, сухо поклонившись, ушел.
В комнате со стенами и сводами серого ноздреватого камня и единственным и привычным уже ярким пятном на прикроватной консоли — томом «Утешение в молитве» — ничего особенного не было. Зато воды хозяин не пожалел. Его намек, что можно спуститься в общественные бани на уровне каналов, остался без ответа, и данмер прислал Аррайде двоих дюжих парней. Они закатили в комнату тяжелую кадь и по верхнюю кромку наполнили водой. От кади пахло распаренным деревом, по поверхности плавала сероватая пена. Наемница заперла двери изнутри, оставив ключ в замке, разделась и влезла в воду. Та доставала до шеи и была в меру горячей, кадь оказалась удобной и просторной, и Аррайда задремала в ней, едва начав расчесывать до хруста вымытые волосы. Гребешок выскользнул из ладони и с плеском ушел на дно. Наемница вскинулась, выбралась из кади, замоталась в одеяло и вытянулась на серой сырой постели, не обращая внимания на попискивание крысы в углу и шаги в коридоре. Спала Аррайда крепко, но недолго. В двери постучали, воду вычерпали, кадь выкатили и принесли обед. Девушка без аппетита поковырялась в каше, сдобренной вареньем из коммуники. Запила ее кислым вином и стала приводить в порядок снаряжение.
За такими монотонными занятиями, как полировка клинка и рихтовка наруча, Аррайда успокоилась, и ее вновь потянуло на люди. Возможно, это желание было бы не столь сильно, возвращайся она из Холамаяна, тайного укрытия жрецов-отступников, на баркасе «Полосатом», а не в одиночку по пепельной степи. Но еще прежде договорилась наемница встретиться на исходе луны с Черримом в Молаг Маре, и не стала делать крюк через Эбенгард.
Перво-наперво она взобралась к высоко подвешенной лампе и прицепила к ней сумку-невидимку с утраченными пророчествами. Судя по количеству пыли и паутины, протирали лампу нечасто, так что документам ничто не угрожало. Аррайда тоже постаралась не оставлять следов. Сказала быстро и испуганно взбирающемуся по паутинке паучку: «Я твой дом не трону, не надо меня бояться». И покраснела.
Ну вот, совсем одичала в одиночестве, если с паучком разговаривает. Девушка мягко, практически бесшумно спрыгнула вниз.
Полный доспех она решила не надевать, натянула бахтер с подстежкой, взяла нож и «Погибель магов». Заперши комнату, поднялась в полутемный обеденный зал «Приюта» и нашла себе местечко у стены, устроилась за столом. Ей подали мясо с овощами и подогретый флин. Проводя в тарелке ручьи из кровавого, остро переченного соуса, Аррайда оглядывала закопченные своды… Подпирающие их столбы, резьбу на изогнутой стойке и каменных столешницах… Коптящие масляные светильники. Болтающих и жующих посетителей… В углу напротив паломники оживленно шумели, сдвигая столы. Наемница протолкалась между ними и оказалась лицом к лицу с миниатюрной данмеркой в линялом плаще, послужившей источником суматохи. Та коротко, исподлобья, зыркнула на Аррайду и отвела глаза. Скинула плащ и легко вскочила на стол. Рокотом висящего на поясе барабанчика из толстой шкуры гуара привлекла к себе внимание.
Посетители жадно уставились на узкую голову с рыжей челкой и тощей, мечущейся косой. Нагие руки и плечи; едва прикрытую тканью грудь. Черный жесткий лиф, переходящий в узкую юбку с разрезами, сквозь которые то и дело мелькали крепкие голые ноги.
Танцовщица расставила руки, и по серой коже словно прошла волна — от кончиков пальцев правой до кончиков пальцев левой. И назад. И снова. Без капли магии — но это казалось чудом. А потом, чуть слышно постукивая пяткой, изогнулась так, что груди сосками уставились в зенит, и плавно завертелась вокруг собственной оси. При этом руки плясуньи продолжали двигаться, точно плетя невидимое кружево, и смешно подпрыгивала рыжая коса.
Толпа колыхалась, причмокивала, топотала в лад, дергала головами и встряхивала плечами, захваченная зрелищем. А девушка, распрямившись, наконец, выбивала по каменной столешнице замысловатый ритм, розовые пятки так и мелькали, и изредка от удара локтя или шлепка ладони взрыкивал барабанчик.
Аррайда нахмурилась — ей вспомнилось отчего-то: такой же рокочущий звук барабанчика из шкуры гуара успокаивал больных в Корпрусариуме. Танцовщица как-то разглядела в полутьме ее сведенные брови; насмешливо окликнула:
— Эй ты, чего дуешься?!
Кое-кто из зрителей обернулся к Аррайде. Из тесной, потной толпы бросили «нвах» — вполголоса, но все равно обидное.
Наемница вывернулась из давки, вернулась к недоеденному рагу, к мыслям о Кае, в которые убегала, когда становилось особенно плохо. Хотя сейчас вроде особенно плохо не было?
Коротко взглядывая поверх голов, она видела на столе плясунью, маслянисто взблескивающую под светильниками серой кожей. Наконец та то ли устала, то ли наскучила танцем, скользнула вниз. Барабанчик сменила лютня.
Какое-то время данмерка настраивала ее, на пробу перебирала струны, а потом запела. Голос оказался громким и удивительно чистым.
«За спиною полки, словно два крыла.
Ветер треплет шатры.
Словно бешеный конь,
Закусив удила,
Гонит пепел с Красной горы.

А ведь я бы прошел
И огонь, и лед,
Я бы злые сны одолел.
И разорвал — если б ты помог —
Нас разделивший Предел.
Это была та же песня, что напевал лодочник в священном граде Вивеке. Аррайда узнала ее с первой ноты. Песня прошла по сердцу — морозом по коже, скрипом ножа по стеклу. Должно быть, то же переживали сейчас слушатели, представляя себя Нереваром.
Но места нет
Для святой любви,
Где сходились пламя и сталь.
От удара меча
Пусть утонет в крови
Дружба наша, как встарь.

И как красная пыль
Ни сечет лицо
И как ни ярится мгла —
Палец до крови сжимает кольцо —
Все то же…»
Певица закашлялась, резко оборвав мотив. Ей протянули кружку с мацтом, добродушно похлопали по спине.
А наемница припомнила вдруг ясный, с легкой хрипотцой, тенорок Дивайт Фира: «…кольцо «Луна-и-Звезда». Точнее, «Единый-народ-под-Луной-и-Звездами». Все телванни давным давно об этом знают и могут рассказать. Если ты их разговоришь, конечно». И наемнице показалось, что вовсе не случайно подавилась певунья на полуслове.
Посетители таверны загомонили, затопали:
— Звездочка, еще! Спой еще, Пикстар! Эту же!
Аррайда вскинулась, как при звуке боевого рога. Насторожились и вечные стражи в зеленых доспехах из самородного стекла, до того бодро поглощавшие жареное мясо в венце из пепельных бататов и зелени и, казалось, не принимавшие во внимание все остальное. Встали и слаженным движением протиснулись к девчонке, но еще прежде наемница жестко ухватила ее за корень косы. Танцовщица попыталась достать пленительницу ногой. Та в ответ пнула ее под зад и заломила руку.
— Отпусти ее, — сказал страж сурово. — Это еретичка, враг Храма, она пойдет с нами, чтобы получить по заслугам. Костер для таких…
Толпа сдержанно загудела, не пытаясь, однако, вмешаться. Слово «Храм» было для редоранцев священным.
— Нет, — чуть ослабив хват, коротко отозвалась Аррайда.
— По какому праву?
— Это беглая рабыня из Сурана, — наемница дернула ртом. — Хочу получить за нее награду.
— Она врет! — девчонка дернулась и застонала. Похоже, рабской участи она готова была предпочесть Орден Дозора и костер.
— У меня договор с госпожой Дезель.
— Да кто ты такая?
Аррайда стряхнула рукав рубахи и, точно верительную грамоту, сунула стражам в нос рубец от ножа Сарети и печати гильдий на распахнутой ладони — радуясь, что не надела наручи, и сейчас на глазах у всех не старается сдернуть левый, кряхтя, потея от неловкости и досады, путаясь в пряжках и ремешках.
Вечные стражи, переглянувшись, кивнули, мгновенно успокаиваясь:
— Рады знакомству с вами, госпожа. Нужна помощь?
— Я справлюсь, спасибо, — отозвалась наемница, пытаясь понять, узнали ли они ее или хватило знака кровничества, тройного вензеля Триединых и печати Гильдии Бойцов. Похоже, все-таки узнали. Правый хохотнул:
— Нисколько не сомневаюсь.
Левый двинул напарника кулаком в латной перчатке в бок, кираса загудела.
— Простите его, госпожа.
— Все в порядке.
Посетители таверны, вытягивая шеи, жадно пялились на рубец. Аррайда быстро обдернула рукав.
— Дом Редоран… кровник… — гудело, точно шмелиное гнездо в сухой траве. Кто-то поглядел на Звездочку и беспомощно пожал плечами. Она алым гневным взглядом обвела таверну и до крови прикусила губу.
— Что ты со мной сделаешь?
— На нее стоило бы надеть рабский наруч. Отвести к кузнецу? — поинтересовался один из вечных стражей.
— У меня в сумке в комнате… ладно, — кивнула Аррайда.
— Мы вернем ее через четверть часа, ждите здесь, госпожа.
Стражи учтиво склонили головы. Силач в зеленой броне подпихнул девушку-данмера к выходу. Второй пошел за ним. Таверна продолжала гомонить, понемногу успокаиваясь.
— Потаскуха Дезель из Сурана, надо же!
— Кто бы мог подумать!
— А как пела!
— Ну, да… пусть не смеет имя героя трепать!
Столы снова раздвинули, посетители нехотя вернулись к выпивке и еде. Пара данмеров в простых коричневых плащах шепталась в углу, поглядывая на Аррайду. Она сощурилась в их сторону и лениво передвинула меч. Шептуны заткнулись.
Наемница покрутила головой. Все равно эти двое не осмеляться напасть на нее на людях. А потом подоспеет Черрим… Вдвоем с катай-ратом они пол Молаг-Мара снесут, и ничего им не будет, кроме радости.
Аррайда глубоко вздохнула.
Подскочил трактирщик, стал суетливо протирать перед ней и без того чистый стол. Его услужливость раздражала, и Аррайда спустилась к себе, договорившись, чтобы рабыню приведут туда же.
Вечные стражи с девчонкой нагнали ее в коридоре. Вид у певицы был неважный: одежда и волосы в беспорядке и лиловеющий синяк под глазом.
— А не дерись с профессионалами, — пояснил громила, равнодушно поводя бронированными плечами и подавая наемнице ключ от рабского наруча.
— Я не рабыня! Как вы смеете! — певица всхлипнула и скованной рукой утерла распухший нос. И заговорила быстро, хлюпая и икая: — Почему вы меня ей вернули? Почему ей верите, а мне нет? Кто она такая? Содержанка чинуши навроде Курио, «моя пышечка»?! Я найду поумнее вас или попродажнее и вывернусь опять, и тогда…
Вечный страж встряхнул ее и обратился к Аррайде:
— А ведь я сперва не поверил вам, госпожа. А шлюха Дезель и есть!
И снова встряхнул актрису:
— Не все продается и покупается, запомни. А вы уж поосторожнее с ней, госпожа. Связывайте, когда станете спать ложиться. А лучше поскорее спихните с рук.
— Спасибо.
Наемница отперла двери, подождала, пока девчонку усадят на табурет и уйдут. Та всхлипывала, вытирая ладонями замурзанное личико, взглядывала косо и зло. Казалось, еще мгновение — и кинется, целя ногтями в глаза.
От наблюдений Аррайду отвлек гостиничный слуга. Выкатив алые глазищи, дрожа, выпалил с порога:
— Госпожа, вас тут домогается какой-то кот, и лучше бы вам выйти, пока…
— Домогается, — Черрим вломился в комнату и оглушительно фыркнул. — Слова научись выбирать, деревенщина.
И заключил Аррайду в объятия.
— Это что, твой половой коврик? — хриплым сопрано уколола рабыня-данмерка. — Матроны-телванни берут таких в постель вместо жаровни или нагретого кирпича. А если зверолюд не удовлетворяет их, вспарывают ему живот и греют в кишках ноги.
Бойцовый кот через плечо подруги сверху вниз посмотрел на девицу:
— Где ты подцепила эту мерзость, сестренка? Ума с наперсток, а самомнение так и прет. Кто она такая?
Рабыня вскочила, вытягиваясь во весь невысокий рост:
— Это кто вы такие?! Почему меня вернули тебе? — указала она на Аррайду. — Я думала, стражи просто повод нашли, чтобы забрать меня втихую, чтобы толпа не вмешалась! Чья ты посестра в доме Редоран?! Венима? И что будет со мной?
— Я отвечу, если ты заткнешься, — ответила Аррайда зло, оборачиваясь к ней. — Я выведу тебя из Молаг-Мара, и катись на четыре стороны. Мой побратим — не Болван… Болвин Веним, а Атин Сарети.
Глаза рабыни полыхнули. Она отскочила, обвиняюще наставляя палец:
— Ты Аррайда! Та, что разбудила спящих в Альдруне! Но это вранье! Ты не могла! Кому, как не мне, знать все эти легендарные преувеличения!
Черрим набычился, глаза обратились в щелки с золотой лавой:
— Это почему это не могла, а?! — пророкотал он, как готовый извергнуться вулкан.
— Потому что! — взвизгнула рабыня. — Потому что она не Нереварин. Нереварин — я!